Неточные совпадения
Кто ж строит
избу о трех
углах?» На четыре у него была опять поговорка, на пять — тоже.
Нас привели прямо к
избе, стоявшей на
углу перекрестка.
Она освещена была двумя сальными свечами, а стены оклеены были золотою бумагою; впрочем, лавки, стол, рукомойник на веревочке, полотенце на гвозде, ухват в
углу и широкий шесток, [Шесток — площадка в передней части русской печи.] уставленный горшками, — все было как в обыкновенной
избе.
Райский бросился вслед за ней и из-за
угла видел, как она медленно возвращалась по полю к дому. Она останавливалась и озиралась назад, как будто прощалась с крестьянскими
избами. Райский подошел к ней, но заговорить не смел. Его поразило новое выражение ее лица. Место покорного ужаса заступило, по-видимому, безотрадное сознание. Она не замечала его и как будто смотрела в глаза своей «беде».
Еще они могли бы тоже принять в свой язык нашу пословицу: не красна
изба углами, а красна пирогами, если б у них были пироги, а то нет; пирожное они подают, кажется, в подражание другим: это стереотипный яблочный пирог да яичница с вареньем и крем без сахара или что-то в этом роде.
Над дверями столовой было вырезано неизменной славянской вязью: «Не красна
изба углами, а красна пирогами», на одном поставце красовались слова: «И курица пьет».
Он вернулся в
избу и стал копаться в
углу.
Внутри
избы были 2 комнаты. В одной из них находились большая русская печь и около нее разные полки с посудой, закрытые занавесками, и начищенный медный рукомойник. Вдоль стен стояли 2 длинные скамьи; в
углу деревянный стол, покрытый белой скатертью, а над столом божница со старинными образами, изображающими святых с большими головами, темными лицами и тонкими длинными руками.
Это было через край. Я соскочил с саней и пошел в
избу. Полупьяный исправник сидел на лавке и диктовал полупьяному писарю. На другой лавке в
углу сидел или, лучше, лежал человек с скованными ногами и руками. Несколько бутылок, стаканы, табачная зола и кипы бумаг были разбросаны.
Вон в скотной
избе один
угол совсем набок накренился — придется венца три новых подрубить.
Они в первой же жилой
избе натолкнулись на ужасающую картину: на нарах сидела старуха и выла, схватившись за живот; в
углу лежала башкирка помоложе, спрятав голову в какое-то тряпье, — несчастная не хотела слышать воя, стонов и плача ползавших по
избе голодных ребятишек.
В одной
избе, состоящей чаще всего из одной комнаты, вы застаете семью каторжного, с нею солдатскую семью, двух-трех каторжных жильцов или гостей, тут же подростки, две-три колыбели по
углам, тут же куры, собака, а на улице около
избы отбросы, лужи от помоев, заняться нечем, есть нечего, говорить и браниться надоело, на улицу выходить скучно — как всё однообразно уныло, грязно, какая тоска!
Бывает и так, что, кроме хозяина, застаешь в
избе еще целую толпу жильцов и работников; на пороге сидит жилец-каторжный с ремешком на волосах и шьет чирки; пахнет кожей и сапожным варом; в сенях на лохмотьях лежат его дети, и тут же в темном я тесном
углу его жена, пришедшая за ним добровольно, делает на маленьком столике вареники с голубикой; это недавно прибывшая из России семья.
В
избе нашел я проезжающего, который, сидя за обыкновенным длинным крестьянским столом в переднем
углу, разбирал бумаги и просил почтового комиссара, чтобы ему поскорее велел дать лошадей.
Старик вошел в
избу, снял с себя шубу, поставил в передний
угол железную кружку с золотом, добыл из-за пазухи завернутый в бумагу динамит и потом уже помолился.
Выгнав из
избы дорогого зятя, старик долго ходил из
угла в
угол, а потом велел позвать Якова. Тот сидел в задней
избе рядом с Наташей, которая держала отца за руку.
Двор был крыт наглухо, и здесь царила такая чистота, какой не увидишь у православных в
избах. Яша молча привязал лошадь к столбу, оправил шубу и пошел на крыльцо. Мыльников уже был в
избе. Яша по привычке хотел перекреститься на образ в переднем
углу, но Маремьяна его оговорила...
Наташка, завидевшая сердитого деда в окно, спряталась куда-то, как мышь. Да и сама баушка Лукерья трухнула: ничего худого не сделала, а страшно. «Пожалуй, за дочерей пришел отчитывать», — мелькнуло у ней в голове. По дороге она даже подумала, какой ответ дать. Родион Потапыч зашел в
избу, помолился в передний
угол и присел на лавку.
В сенях она встретила гостью и молча повела в заднюю
избу, где весь передний
угол был уставлен «меднолитыми иконами», складнями и врезанными в дерево медными крестами.
Эта встреча произвела на Петра Елисеича неприятное впечатление, хотя он и не видался с Мосеем несколько лет. По своей медвежьей фигуре Мосей напоминал отца, и старая Василиса Корниловна поэтому питала к Мосею особенную привязанность, хотя он и жил в отделе. Особенностью Мосея, кроме слащавого раскольничьего говора, было то, что он никогда не смотрел прямо в глаза, а куда-нибудь в
угол. По тому, как отнеслись к Мосею набравшиеся в
избу соседи, Петр Елисеич видел, что он на Самосадке играет какую-то роль.
В сенях, за вытащенным из
избы столиком, сидел известный нам старый трубач и пил из медного чайника кипяток, взогретый на остатках спирта командирского чая; в
углу, на куче мелких сосновых ветвей, спали два повстанца, состоящие на ординарцах у командира отряда, а задом к ним с стеариновым огарочком в руках, дрожа и беспрестанно озираясь, стоял сам стражник.
Мать остановилась у порога и, прикрыв глаза ладонью, осмотрелась.
Изба была тесная, маленькая, но чистая, — это сразу бросалось в глаза. Из-за печки выглянула молодая женщина, молча поклонилась и исчезла. В переднем
углу на столе горела лампа.
Вошла его жена, за нею в
избу шагнул мужик. Бросил в
угол шапку, быстро подошел к хозяину и спросил его...
— Дда-с; это на всю жизнь! — сказал он торжественно и с расстановкой, почти налезая на меня, — это, что называется, на всю жизнь! то есть, тут и буар, и манже, и сортир!.. дда-с; не красна
изба углами, а впрочем, и пирогов тут не много найдется… хитро-с!
Пришла она в
избу, уселась в
угол и знай зубами стучит да себе под нос чего-то бормочет, а чего бормочет, и господь ее ведает. Ноженьки у ней словно вот изорваны, все в крове, а лопотинка так и сказать страсти! — где лоскуток, где два! и как она это совсем не измерзла — подивились мы тутотка с бабой. Василиса же у меня, сам знаешь, бабонька милосердая; смотрит на нее, на убогую, да только убивается.
Всей этой простотой Екатерина Филипповна вряд ли не хотела подражать крестьянским
избам, каковое намерение ее, однако, сразу же уничтожалось висевшей на стене прекрасной картиной Боровиковского, изображавшей бога-отца, который взирает с высоты небес на почившего сына своего: лучезарный свет и парящие в нем ангелы наполняли весь фон картины; а также мало говорила о простоте и стоявшая в
углу арфа, показавшаяся Егору Егорычу по отломленной голове одного из позолоченных драконов, украшавших рамку, несколько знакомою.
В эту минуту из-за
избы раздалось несколько выстрелов, человек десять пеших людей бросились с саблями на душегубцев, и в то же время всадники князя Серебряного, вылетев из-за
угла деревни, с криком напали на опричников.
Любили православные украшать дома божии, но зато мало заботились о наружности своих домов; жилища их почти все были выстроены прочно и просто, из сосновых или дубовых брусьев, не обшитых даже тесом, по старинной русской пословице: не красна
изба углами, а красна пирогами.
Входит в
избу, младенец у него в зыбке плачет, а в
углу щеняты скулят.
В виде особенной милости за то, что она «за братцем в последние минуты ходила», Иудушка отделил ей
угол в
избе, где вообще ютились оставшиеся, по упразднении крепостного права, заслуженные дворовые. Там Улитушка окончательно смирилась, так что когда Порфирий Владимирыч облюбовал Евпраксеюшку, то она не только не выказала никакой строптивости, но даже первая пришла к «бариновой сударке» на поклон и поцеловала ее в плечико.
Потом скотница попросила барышню в
избу, где был поставлен на столе горшок с молоком, а в
углу у печки, за низенькой перегородкой из досок, ютился новорожденный теленок.
Каждый день, подходя к пруду, видел я этого, уже дряхлого, сгорбленного, седого, как лунь, старика, стоявшего, прислонясь к
углу своей
избы, прямо против восходящего солнца; костлявыми пальцами обеих рук опирался он на длинную палку, прижав ее к своей груди и устремив слепые глаза навстречу солнечным лучам.
Однако я успел осмотреться вокруг себя. Большую часть
избы занимала огромная облупившаяся печка. Образов в переднем
углу не было. По стенам, вместо обычных охотников с зелеными усами и фиолетовыми собаками и портретов никому не ведомых генералов, висели пучки засушенных трав, связки сморщенных корешков и кухонная посуда. Ни совы, ни черного кота я не заметил, но зато с печки два рябых солидных скворца глядели на меня с удивленным и недоверчивым видом.
— Не красна
изба углами, а пирогами, — объяснил Пепко.
Кирша вошел и расположился преспокойно в переднем
углу. Когда же приказчик, а за ним молодые и вся свадебная компания перебрались понемногу в
избу, то взоры обратились на уродливую старуху, которая, сидя на полатях, покачивалась из стороны в сторону и шептала какие-то варварские слова. Кирша заметил на полу, под самыми полатями, несколько снопов соломы, как будто без намерения брошенных, которые тотчас напомнили ему, чем должна кончиться вся комедия.
Вот краткое, но довольно верное описание домов бояр и дворян того времени, которые крепко держались старинной русской пословицы: не красна
изба углами, а красна пирогами.
Домашний простонародный быт тогдашнего времени почти ничем не отличался от нынешнего; внутреннее устройство крестьянской
избы было то же самое: та же огромная печь, те же полати, большой стол, лавки и передний
угол, украшенный иконами святых угодников.
— Ну, на здоровье; утрись поди! — произнес Глеб, выпуская Гришку, который бросился в
угол, как кошка, и жалобно завопил. — А то не хочу да не хочу!.. До колен не дорос, а туда же: не хочу!.. Ну, сват, пора, я чай, и закусить: не евши легко, а поевши-то все как-то лучше. Пойдем, — довершил рыбак, отворяя дверь
избы.
Вместе с этим слабым детским криком как словно какой-то животворный луч солнца глянул неожиданно в темную, закоптелую
избу старого рыбака, осветил все лица, все
углы, стены и даже проник в самую душу обывателей; казалось, ангел-хранитель новорожденного младенца осенил крылом своим дом Глеба, площадку, даже самые лодки, полузанесенные снегом, и дальнюю, подернутую туманом окрестность.
Миновав огород, миновав проулок, Ваня повернул за
угол. Он недолго оставался перед
избами. Каждая лишняя минута, проведенная на площадке, отравляла радостное чувство, с каким он спешил на родину. Мы уже объяснили в другом месте нашего рассказа, почему родина дороже простолюдину, чем людям, принадлежащим высшим сословиям.
Оба затаили дыхание, припали к земле и бережно стали огибать
избы. За
углом они снова поднялись на ноги и поспешили войти в проулок, куда отворялись задние ворота.
Ока освещалась уже косыми лучами солнца, когда дедушка Кондратий достигнул тропинки, которая, изгибаясь по скату берегового углубления, вела к огородам и
избам покойного Глеба. С этой минуты глаза его ни разу не отрывались от кровли избушек. До слуха его не доходило ни одного звука, как будто там не было живого существа. Старик не замедлил спуститься к огороду, перешел ручей и обогнул
угол, за которым когда-то дядя Аким увидел тетку Анну, бросавшую на воздух печеные из хлеба жаворонки.
Зная нрав Глеба, каждый легко себе представит, как приняты были им все эти известия. Он приказал жене остаться в
избе, сам поднялся с лавки, провел ладонью по лицу своему, на котором не было уже заметно кровинки, и вышел на крылечко. Заслышав голос Дуни, раздавшийся в проулке, он остановился. Это обстоятельство дало, по-видимому, другое направление его мыслям. Он не пошел к задним воротам, как прежде имел намерение, но выбрался на площадку, обогнул навесы и притаился за
угол.
Петр и жена его, повернувшись спиной к окнам, пропускавшим лучи солнца, сидели на полу; на коленях того и другого лежал бредень, который, обогнув несколько раз
избу, поднимался вдруг горою в заднем
углу и чуть не доставал в этом месте до люльки, привешенной к гибкому шесту, воткнутому в перекладину потолка.
Левый конец ее упирался в другую
избу, составлявшую с задней стеною кабака прямой вогнутый
угол.
Но в ту же минуту подле печки сверкнул синий огонек. Бледное, исхудалое лицо Дуни показалось из мрака и вслед за тем выставилась вся ее фигура, освещенная трепетным блеском разгоревшейся лучины, которая дрожала в руке ее. Защемив лучину в светец и придвинув его на середину
избы, она тихо отошла к люльке, висевшей на шесте в дальнем
углу.
Никто не отозвался. Егорушке стало невыносимо душно и неудобно лежать. Он встал, оделся и вышел из
избы. Уже наступило утро. Небо было пасмурно, но дождя уже не было. Дрожа и кутаясь в мокрое пальто, Егорушка прошелся по грязному двору, прислушался к тишине; на глаза ему попался маленький хлевок с камышовой, наполовину открытой дверкой. Он заглянул в этот хлевок, вошел в него и сел в темном
углу на кизяк…
Войдя в
избу, старик еще раз поклонился, смахнул полой зипуна с лавки переднего
угла и, улыбаясь, спросил...
Нехлюдов вошел в
избу. Неровные, закопченные стены в черном
углу были увешаны разным тряпьем и платьем, а в красном буквально покрыты красноватыми тараканами, собравшимися около образов и лавки. В середине этой черной, смрадной, шестиаршинной избёнки, в потолке была большая щель, и несмотря на то, что в двух местах стояли подпорки, потолок так погнулся, что, казалось, с минуты на минуту угрожал разрушением.
Хозяйка! нет ли в
избе другого
угла?